МИФЫ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ

В Троянских битвах не было героя,
Кого б судьба судила так сурово:
Он первым пал у стен враждебной Трои
И оправдал оракулово слово.

Ахейцы в Дельфах, прорицанью внемля,
Познали уготованный им жребий:
"Кто первым ступит на чужую землю,
Тот первым также скроется в Эребе".

"Протесилай!" - воскликнули все хором -
Ужасный жребий пал на это имя.
А он стоял на штевне с гордым взором
И не прощался с рощами родными.

Он гибели в глаза посмотрит прямо.
Возврата нет в Темпес, уже далекий,
Где, в битву уходя, под сенью храма
Он слушал Лаодамии упреки.

И вот пристал корабль Протесилая
На берег тот, где ждали битв дарданы,
Его друзья робели, не желая,
В бой с Гектором вступив, упасть от раны.

Но он удар, назначенный судьбою,
Без гнева принял, не сопротивляясь:
Он на берег ступил, готовый к бою,
И рухнул наземь, кровью обливаясь.

Ему позднее почести воздали:
В день празднества спешит толпа людская
Почтить героев, что под Троей пали,
И гимны слышит в честь Протесилая.

И к нам доходит из Дельфийской щели
Богов неоспоримое решенье:
Кто вышел первым, не достигнет цели,
Его удел - борьба и смерть в сраженье.

Когда ослепительный Сириус встал,
Бросая свой блеск на Эгейское море,
И берег Эллады под ним отдыхал
В своем ароматном и пестром узоре, -
Над морем летал несмолкающий хор
Прохладных ветров, остывала долина,
А с ней угасал пламенеющий взор
Поэта, внимавшего тайнам пучины,
И думал поэт о невольнике дна,
О Главке, добыче бесплодного гнева,
Что стонет, внимая подводному реву,
И тянется к лавру, зеленому древу,
Туда, где лазурная плещет волна.

Как нам повествует таинственный миф,
Главк плавал в волнах и не ведал страданья,
И часто с тритонами в море уплыв,
Подсматривал нимфы стыдливой купанье.
Но раз, когда Сириус вспыхнул светло
В безоблачном небе, в сапфирном просторе,
Пронзая до дна лучезарное море,
Прозрачное, как золотое стекло, -
Обидою Главк воспылал против рыб:
Они чешуею блистают алмазной,
Прекрасен под солнцем их тела изгиб,
А он от акулы рожден безобразной.
И вот он ныряет в немую обитель,
Где рощи кораллов алеют в ночи,
Где волны уснули и гаснут лучи -
Там будет он жить как червей повелитель.

Проведав о том, зоофиты ликуют:
Вне солнца живущие множество лет,
Увидеть мечтают они его свет
И тысячи щупальц свободы взыскуют.

Склоняются твари пред ним и дивятся,
Лелея мечту наяву и во сне
Прилипнуть к груди его, шее, спине,
С ним вместе к зеленой Элладе подняться,
Играть и кататься на светлой волне.

Так вот где находит он то. Что искал!
Он гладит свой скользкий плавник благосклонно,
И рядом лежат у песчаного склона
Подвластные Главку моллюск и коралл.
Но, как ни доволен он новою властью,
В нем памяти власть бесконечно сильна -
И он оторваться спешит ото дна,
Он рвется, торопится к прежнему счастью.

Напрасно! Он сослан богами во тьму,
И жители моря владыку тревожат,
А он ото дна оторваться не может,
И волны уже не покорны ему.
Но тело его перепачкано в тине,
Ему на плавник наседает полип,
Детеныш звезды к его коже прилип,
Он видит сосущие губки актиний -
И чувствует: силы растрачены зря.

А в ясных по-прежнему брызгах волны
Прекрасные рыбки блестят золотые...
Главк скован, силки неразрывны тугие,
Лишь тяжкие вздохи из бездны слышны.
Когда возвращается в мир Персефона
И празднества ей посвящает народ,
Венчая торжественной пляскою год -
Хор строгих жрецов перед храмом поет
О Главке, что мучится, тварью плененный,
О Главке, что тщится подняться со дна,
И бьется, добыча бессильного гнева,
И тянется к лавру, зеленому древу,
Туда, где лазурная плещет волна.

Безмерно гордый, что любим богами,
Дерзнул Тантал с небес позвать их в дом,
Они вошли неслышными шагами
И сели за столом.

И вот, всегда ласкаемый на небе,
Вновь был почтен он всех богов отцом:
Дать нЕктара ему велел он Гебе
И наградить венцом.

Он пил - и грудь охватывало пламя;
С тех пор и до конца он был томим
Тоской, не исцеляемой богами,
По радостям земным.

Над ним свершилось Эвменид деянье:
Как повествует древний, темный миф,
Сошел он в дол отверженных, к страданью,
Питья богов испив;

Тугие гроздья, сладким соком полны,
Касались тих жаркого чела,
И, чистые свои вздымая волны,
У губ река текла,

Но от него отшатывался каждый
Ему в мученьях вожделенный плод,
И мимо уст, не утоляя жажды,
Струилась пена вод.

От пития земного нет блаженства
Тому, кем кубок Гебы был испит:
Он в гордом сердце жажды совершенства
Вовек не утолит.

Счастливые могли сойти гурьбою
В Элизиум, где медленная влага
Бесшумных рек и полнота покоя
Напоминала им земные блага.

Но мне открылась даль иного мифа:
Зеленый куст, склонившийся над Летой,
Стон музыки и немота Сизифа.
Проходят дни. Зима сменяет лето.

Счастливые несутся пестрой стаей.
Ничтожные бредут толпой унылой.
Он рвется вверх, безмерно вырастая -
Еще гордясь закабаленной силой.

Уже вот-вот он будет на вершине,
Толпа теней его припомнит имя.
Но камень рухнул - и опять в долине
Его следы пересеклись с другими,

Высот не испытавшими следами.
И сам себе он кажется безвольным
Ничтожеством: он не осилил камень,
Который мог бы стать краеугольным.

Нагорный храм мог сделаться итогом
Его мечты, возвысившись над бездной_
Несчастный грешник, ты осмеян богом -
Ты побежден в сраженье с бесполезным.

Но каждым низвержением гранита
Ты давишь змей, крадущихся по склонам.
Храм не воздвигнут, но змея убита.
Ты победил в стремленье непреклонном.