МИФЫ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ

 

Совместный проект Николая Гладких и Виктории Зыряновой

Греческие мифы в мировой поэзии - ХХ век

Возрождение
ХVII век
ХVIII век
ХIХ век

АВТОРЫ - ХХ век

Гийом АПОЛЛИНЕР
Геррит АХТЕРБЕРГ
Андрей БЕЛЫЙ
Готфрид БЕНН
Хорхе Луис БОРХЕС
Иосиф БРОДСКИЙ
Валерий БРЮСОВ
Иван БУНИН
Поль Валери
Эмиль ВЕРХАРН
Симон ВЕСТДЕЙК
Витольд ВИРПША
Максимилиан ВОЛОШИН
Владимир ВЫСОЦКИЙ
Николай ГУМИЛЕВ
Рубен ДАРИО
Робинсон ДЖЕФФЕРС
Уильям Батлер ЙЕЙТС
Константинос КАВАФИС
Ян КАСПРОВИЧ
Мария Луиза КАШНИЦ
Сальваторе КВАЗИМОДО
Хулио КОРТАСАР
Григорий КРУЖКОВ
Джеймс КРЮС
ЛЮСЕБЕРТ
Эдуардас МЕЖЕЛАЙТИС
Владимир НАБОКОВ
Шота НИШНИАДЗЕ
Уистен Хью ОДЕН
Дмитрий ОЛЕРОН
Виктория ОРТИ
Анри де РЕНЬЕ
Райнер Мария РИЛЬКЕ
Яннис РИЦОС
Луис СЕРНУДА
Георгос СЕФЕРИС
Ангелос СИКЕЛЬЯНОС
Джузеппе УНГАРЕТТИ
Валентин УСТИНОВ
Морис ФОМБЕР
Шеймас ХИНИ
Владислав ХОДАСЕВИЧ
Марина ЦВЕТАЕВА

Виктория Орти

О себе: родилась в Ленинграде в 1970 году. Приехала в Израиль в 1991г. Живу в библейском городе Беэр-Шева (Вирсавия) на юге страны. Изучала английскую литературу и лингвистику в Университете им.Бен-Гуриона. Сейчас, после пятилетнего перерыва, начала изучение журналистики и искусствоведенья. Выпустила три книги стихов: "Слушай меня, слушай..." (1997г), "К Тебе обращаюсь" (1999) и "Молитва по дороге в Иерусалим" (2001) - с параллельными переводами на иврит, выполненными доктором Эли Бар-Хеном. Публиковалась в Израиле, Америке, Германии, Новой Зеландии, СНГ - в периодике, коллективных сборниках, альманахах. Переводы на английский (в Новой Зеландии) и иврит (Израиль). Член Союза писателей Израиля.

Греческая выпь
(Цикл стихотворений)


ПЛАЧ АНТИГОНЫ


- Странно. Я до сих пор жива.
Страшно пускаться с отцом в дорогу.
Ношей на плечи легла синева.
Но продвигаемся понемногу.
Путь недалек. Расстоянья - смешны,
горше и дальше печали земные.
Столько препятствий от первой весны
До возвращения к Фивам...

Бедный Эдип. Он пошел - наугад -
(легче в Аид спуститься стократ),
собственной дочери - сводный брат.

        О,
За что напророченно?
                Он поклонялся чудесным богам,
                верил:
                "Ошибся оракул",
                мать целовал и к нежным ногам
                ее припадал и плакал.
(Вот и сейчас
Слепое лицо
Солнцу подставил,
             лобастый.
Я - одна - иду за отцом,
А он - живет - Иокастой).
- Пространство пустынно. Деревья мертвы.
Мы одиноки, живые. Зной заставляет
шепотом выть, впитывать вдохом воздушные капли и, выей,
чувствовать жизнь.
                - Но скоро тебе умирать,властелин,
                царь мой Фиванский.
                На встречу с Хароном пойдешь один,
                не помня дочерней ласки.
                Я погребальный венок не сплету.
                Но спою последнюю песню:
                "Антигона идущая. И, на беду,
                Не умеревшая вместе..."


Опубликовано с разрешения автора



ЭВРИДИКА


Пространство поделив на до и после,
чертою разделив,
смотрю на небо, обращаясь в просинь
пока Незримый к выходу не просит,
иль переходу Тель-Авив -
             Аид.
Ничтожно сомневаясь в поощренье
своих земных прозрачнейших побед,
заранее прощания - прощенье
прошу, себя настроив на ответ
лишённый смысла, схожий с многоточьем
среди строки,
(но... всё же... я дышала... и стихи
писались ночью).

Начало было.
Слово, жест,
             прикосновение губами.
Восточный сумрак рдел окрест,
гортанно дети напевали
чужую песню.
Ты воскрес
внезапно.
Черные сандалии
валялись около стола.
Тысячелетья превратились
в ничто.
Я столько зим ждала,
привыкнув к ожиданью
             или
подсчёту череды ночей
привычно-терпких,
и
ничьей
себя считала на года -
нигде, ни с кем и никогда...


Орфей - Эвридике
В ином измерении ты многолика, грустна, весела, делаешь все
что захочешь
по вечерам,
по утрам
собираешь цветы
и озёрные воды щекочешь
босыми ногами, идиллия, словом.
Нимфа, придумка, болванчик лесной,
Эвридика, незнаемая, НОВАЯ.
           А,
может быть, волосы дымом пропахли, дымом и серой,
птицы прозрачны, ахай-не ахай, свет не белеет серый.
           А,
может быть, спишь, в калачик свернувшись
на чистой постели,
родители ходят неслышно.
И снятся тебе только высь да тишь, но
звёздные высь да тишь,
где
имя твоё похоже
на рокот воды водопадной,
на "мур" всех кошачьих
людей и животных.
Ознобом по коже,
холодком под лопаткой.
(Вспомнишь -
заплачешь, слёзно заплатишь,
не помня о прочих,
без продыха.)

Смерть - это навсегда. Жизнь - это ненадолго. Свой срок случайно угадав
спешу умолкнуть. Мне под фракийскою звездой нелепо мокнуть,
к тебе спускаюсь за тобой - я в самоволку! Степным волчарой подскулю,
полынь глотая, чужую землю под скулу, в ночи растаяв.
Горизонтальною чертой мой мир отчерчен, к тебе спускаюсь - за тобой -
в пределы Смерти.
Заснув, проснуться, оглядев чужие стороны.
Крылом прикрыв черты свои
умолкли соловьи
и вороны.
Помысля о небытие, готов свихнуться.
Побыть с тобой наедине - и в пропасть ухнуть.
Прикосновение к такой (живущей!) плоти
равно
Вселенную рукой задеть в полёте.


Эвридика - Орфею
Чую издалека.
Дух - существо всезнающее.
Поторопись, пока
церберы спят лающие.
Поторопись,
наперёд
знаю всё, что случится.
У нас впереди не год, прошёл - никогда не настичь его.
У нас впереди всего - мгновенье полёта птичьего.
У нас впереди - вздыхать, все - порознь,
но - точка:
отступит подземная рать
этой ночью.

Мы двуединый монстр, мы отшагаем исправно
поросли диких вёрст в
           поросли разнотравной.
Дышится, значит, жить
выпало нам двуедино,
тысячелетья - вжиг -
мимо.
Но ослабеет рука, ты - впереди, ведущий.
В будущем, наверняка, будет хуже - не лучше.
Оборотясь на меня, к мёртвым меня низвергнув,
плакать не смей, пьяня влажной печалью бездну...
В стан живодышащих путь
вместе нам непомерен.
Только, пожалуйста,
                        БУДЬ
        ДО СОБСТВЕННОЙ СМЕРТИ
                        ВЕРЕН.

Послесловие
      Она далека, но похожа чуть-чуть на отраженье моё...Шарфик сиреневый брошу на грудь, ангел стишок пропоёт. Серый забор, синеглазый солдат (вроде - знакомый) ключик протянет и скажет от дома, только нельзя оглянуться назад. Только нельзя оглянуться на мглу, облики, блики. Я не смогу, дорогой, не смогу путь повторить Эвридики. Станет уютно и вдосталь тепла, платья да броши. Вот по щеке потекла-утекла память о прошлом...


Опубликовано с разрешения автора



ПЕРСЕФОНА


Плыла сирень в моем саду, белели храмы.
Пылают угольки в аду - о, брак мой!
Я девять месяцев в году у мамы.
А на три месяца бреду обратно.
Я надеваю пурпурное платье
и полыхаю, и вперед, туда, где
река забвения черна.
Зачерпываю воду
умыть лицо, лицо темнеет сходу.
Читаю миф по вечерам, он про свободу,
а в книге - больше ни черта.
Ах, мне бы сказку про любовь до гроба,
в которой счастливы любой и оба.
Но в этом царствии уют
посмертный,
стихи о страсти не поют,
поэты.
Сторожевая чепуха, поверки...
И днём и ночью всё одно, поверьте.
Бедняги, тянутся наверх. Им
не выбраться на землю после смерти.
Я - наблюдаю. (Помня про поверье
о том, что вниз спускаются орфеи.)
Забыла жжение железки слезной
и стала женщиной вполне серьезной.


Опубликовано с разрешения автора



*


Не различая - море ли, небо ли,
все одинаково, оба - сиреневы,
плачу, нацелясь на жертву сиренову,
плачу до боли, до боли мигреневой.
Вечная, плачу и вовсе без повода,
плачем живу, не бываю иною.
Я ненавижу идущую по воду,
мне -
        не разлиться с водою.
Зелень.
Белые шкуры овечьи.
Мелькание спин (пастухи - загорелы)...
Бабам доступны,
но - человечьим,
им до меня нет дела.
Песню завою. Поднимутся волны и ветр.
О,
таких голосов
                не бывает
                          у ваших самок.
Выберу самого лучшего, САМОГО
и - заманю в изумрудные недра.

Спи, любимый, спи. У Хроноса
множество дорог.
Голосом укрою, волосом -
чтобы не продрог,
Нежности моей хватало
любому-любому.
Больше не ходи из дому,
за порог, сирен ватага
(пенны алы губы!)
завлечёт
туда, где влага,
и
погубит.
Сонное, бессильное
баюшки-баю,
бойся птицы-сирина,
бойся, говорю.
Под макушку положу белую ракушку.
Закружусь-наворожу-нашепчу на ушко:
- Я растрёпа-полустарка,
греческая выпь.
Птичья доля - песни каркать.
Бабья воля - выть.
Нежеланная, жемчужной
знаю спрос красе.
Трудно никому не нужной,
не такой как все.
Ты останешься со мной на
тысячу приливов,
я смогу смеяться вольно
женщиной счастливой.
А когда волна отточит
косточки... -
превращусь бурлящей ночью
в точку и
надо мной склонятся
Хронос, Ахелой, Харон...
Снова птица,
              снова голос,
                    снова стон.

Не различая - море ли, небо ли,
всё одинаково, оба сиреневы,
плачу до боли, до боли мигреневой,
плачу по жертве сиреновой.


* (греч.) - Сирена

Опубликовано с разрешения автора


Другие произведения Виктории Орти можно найти на сайтах
http://www.geocities.com/terahil/orti/ и http://victoriaorti.narod.ru/.
Для информации: